Станислав Смагин

Очередная – Бог уже знает какая по счету – общественная дискуссия о покаянии по поводу событий революции, Гражданской войны и 1920-х-1930-х годов естественным образом зацепила и «Ум+». Как по мне, так на публичное выражение позиции относительно той бурной эпохи хорошо бы если не навсегда, то надолго наложить ограничение, подобное тому, что в странах с «агрессивной светскостью» вроде Франции применяется к манифестированию религиозных взглядов.

То есть рассуждать об этом – это личное дело каждого, и шумное обсуждение в широком кругу формально не запрещено, но особо не поощряется.

Однако раз запрета нет, то крайне сложно не повторить «все побежали и я побежал» вслед за Василием Алибабаевичем из «Джентльменов удачи» и не вступить в разговор.

Известный тезис, что у нас полстраны при Сталине – сидельцы, а вторая половина те, кто их сажал и охранял, конечно, выглядит явным преувеличением

Но все же не таким, как совсем провокационное «поскреби русского – найдешь татарина». Действительно, много было репрессированных и много было сотрудников репрессивного аппарата, причем частенько эти одни и те же люди, просто в разное время, и прыжок из второй категории в первую порой осуществлялся за секунды. Поэтому вполне естественно, что если не у всех, то у очень многих из нас в родне представлены обе категории.

Так, дедушка автора этих строк после окончания Великой Отечественной и демобилизации из армии пару лет охранял лагеря – не добровольно и с песней, а выслушав твердое «надо» низовых представителей партии и правительства. Его родной брат еще до войны служил в силовых структурах – на младших командирских должностях и вполне, кажется, добровольно.

А прадедушка по другой линии, будущий дедушкин тесть, работал на железной дороге и в начале 30-х после аварии на вверенном участке сел на энное количество лет как японский шпион-диверсант. По апокрифической легенде, невестку прадедушки и сестру бабушки, чрезвычайно простую и недалекую женщину малороссийского происхождения, от каких-либо кар спас ее супруг, удачно отбривший следователя – тот грозно спросил, знает ли допрашиваемый, что его жена через отца косвенно связана с японской разведкой, а допрашиваемый расхохотался: «Вы мою жену видели? Где она и где японская разведка?»

Апокрифично, повторюсь, человека с холодной головой и горячим сердцем так просто не проведешь, хотя начало 30-х это еще не самое жесткое время, могло взлететь.

Проблема сосуществования, особенно после 1953 года, в одном обществе, дворе, трудовом коллективе и даже в стенах одной квартиры бывших репрессированных и бывших участников репрессивного аппарата у нас, как ни странно, при всем разливанном море бытовых и высоколобых споров должным образом осмыслена не была

Должным образом – в смысле глубоко, талантливо и хотя бы относительно объективно. Самая, пожалуй, неплохая по исполнению попытка – фильм 1988 года «Наш бронепоезд» с блестящим актерским ансамблем (Гостюхин, Петренко, Приемыхов, Ульянов, Филиппенко). И там уже чувствуется стремление невротизировать и эмоционально накрутить зрителя, манипуляция образами, определенная идеологическая установка, но все же есть и талант и некоторое стремление разобраться, а не рубить сплеча. Далее сравнимых заявок взять высоту сложнейшей темы не было.

Может, и хорошо?

И потому, что 1988 – последний год относительно спокойного и конструктивного течения «перестройки» вообще и относительно разумного обсуждения темы Сталина и репрессий в частности. Дальше пошла уже откровенная инфернальная чернуха, с радостным распахиванием ящика Пандоры в виде ревизии сталинской внешней политики, с дискурсом «Ледокола» им. Резуна-Суворова и с навязчивой идеей уравнять СССР и III Рейх.

Соответственно, любая удачная – насколько удачной может быть историческая «клюква» – попытка осмыслить тему сталинского и послесталинского общества в рассматриваемом нами аспекте обязательно привела бы к навязыванию лишний раз мысли о знаке равенства между, условно говоря на языке г-на Гозмана, СМЕРШ и СС, а также НКВД и гестапо.

«Наш бронепоезд» уже подбрасывает неявные намеки подобного толка.

И потому, что такие деликатные материи рефлексировать лучше на индивидуальном уровне, а не на виртуальных и реальных массовых собраниях типа баптистских толковищ, с госпелами «Один мой дед сидел, второй его сажал, а Берия упырь, аллилуйя!»

И потому, что в любой из современных западных либерально-демократических стран, относимых к числу развитых, наличествуют схожие общественные разломы и гремучие скелеты в шкафу

В США ведь есть не только Юг, который, как напевают сами южане, восстанет вновь, но и общественное сосуществование афроамериканцев (ох уж этот политкорректный волапюк) и потомков даже не куклуксклановцев, а просто законопослушных белых граждан, пинками гонявших афроамериканцев предыдущих поколений по транспорту. Менее века назад, замечу.

Этот конфликт пытаются неуклюже снять при помощи позитивной дискриминации и помянутой политкорректности, но он не снят, лишь загнан вглубь и тихо тлеет, а между представителями разных рас выстроены множество невидимых стеклянных барьеров. Хорошо или плохо, что загнан, хорошо или плохо, что тлеет, шрам на общественном теле – факт сложнооспоримый.

В Испании после гражданской войны примирение сначала осуществлялось режимом Франко сверху и с позиций силы, затем, после смерти каудильо, процесс стал инклюзивным и разнонаправленным, еще позже, в нулевых, маятник качнулся резко влево, и наследники республиканцев взяли идеологический реванш за военное поражение предшественников.

Перманентная и пока не законченная конфронтация проходит не только на политических баррикадах, но и в повседневной обывательской жизни.

Во Франции феномен массового коллаборационизма и тихого соглашательства с немцами и режимом Виши в 1940-1944 годах, как и тот факт, что Вторая Мировая война на французской земле имела отчетливые элементы войны гражданской – все еще чуть ли не главная болевая точка национального самосознания. И здесь рьяные вишисты и бравые герои Сопротивления – часто одни и те же люди, характерный пример – Франсуа Миттеран.

Тема четырехлетия начала сороковых тщательно убрана в шкаф, но иногда оттуда к всеобщему неудовольствию выпадает, доставляя французам нешуточные муки

В Италии Вторая Мировая тоже в какой-то момент во многом перевоплотилась в гражданскую, и раскол был весьма сильным и кровоточащим. Здесь, правда, примирение и психологическое самоочищение пошли лучше, чем во Франции, и сейчас тема практически исчерпала себя. Любопытно, что в числе первых к этому приложил руку Пальмиро Тольятти, сразу после войны в ранге в статусе министра юстиции занимавшийся амнистией бывшим фашистам.

В Германии (речь сейчас в первую очередь о Западной Германии, у ГДР был нулевой вариант государственности и отречение от всякой причастности к III Рейху) нынешняя политика тоталитарной политкорректности и круглосуточного покаяния за грехи НСДАП началась лишь в конце 60-х. Что было до этого – можно прочитать хотя бы в эпилоге ремарковского «Черного обелиска», где язвительно описывается нищенское забитое существование бывших борцов с нацизмом и сытый респектабельный комфорт экс-нацистов прямо по соседству.

Кстати, нечто схожее было и сразу после нашей Гражданской, когда вроде как победивший пролетариат и городская беднота с удивлением обнаружили, что живут много хуже старорежимных по букве либо духу слоев вроде нэпманов и буржуазных спецов; это можно заметить и в «Республике ШКИД», и в «Выстреле» Рыбакова, да хотя бы в рассказах Зощенко и Пантелеймона Романова.

Как мы видим, ситуации, похожие на российскую, имеются во многих государствах

Они либо молчаливым всеобщим согласием превращены в предмет умолчания, либо, напротив, являются предметом многолетних бурных дискуссий с регулярными резкими уходами маятника из стороны в сторону и локальными победами и поражениями приверженцев разных позиций. Нам же предлагают одномоментно вытащить на обозрение друг друга все семейное и национальное белье, и бурно покаяться всем и перед всеми, лично и коллективно. И кто предлагает?

Оставим в стороне сложную и неоднозначную историю семьи Карагодиных. Предлагают в основном коллективный «Жан-Жак» и 57 школа имени Граней Слоновьего Сноба. Они не только паразитируют на все том же Карагодине. Они, и это особенно смущает и вводит в заблуждение доверчивого русского человека, якобы подают личный пример бурными исповедями о своих дедушках и прадедушках, палачах и живодерах с ромбами и петлицами.

Как тут не последовать хорошелицему примеру и не впасть в покаянное буйство…

Но много ли искренности в подающих пример?

То, кем были их дедушки, давно ни для кого не секрет, в наш век подобную информацию, касающуюся заметных медийных персон, если и захочешь, то не скроешь

Все шутки на тему «дедушка звезда НКВД – внук звезда Эха Москвы/Новой газеты» давно отшучены, все шпильки отпущены. Так почему бы не повернуть дело в свою пользу, не подзаработать репутационный капиталец и не сбить с панталыку доверчивого обывателя? Он-то будет рефлексировать, каяться и примиряться уже взаправду, разрывая последнюю рубашку, навзрыд.

А для граненых новогазетчиков это всего лишь постмодернистский кич. Ну, или такие – исламский принцип, позволяющий мусульманину, находящемуся в окружении кяфиров, идти им на уступки вплоть до внешнего отказа от своей веры (то, что граненые чувствуют себя в России как во враждебном окружении, вряд ли у кого-то вызывает сомнение).

Думаю, покойные дедушки рафинированных внучеков испытали бы за них по данному конкретному пункту что-то типа профессиональной спецслужбистской гордости. По всем остальным, вероятно, расстреляли бы.

То есть в сухом остатке получается, что к расковыриванию ран наш народ призывают силы, недружественные ему и внешние по отношению к нему если не де-юре, то де-факто. На благо, логично предположить, сил столь же недружественных – и внешних уже без оговорок.

Оно нам надо?

По-моему, очень дорого и ни к чему, как сказал однажды гарант Конституции РФ.

Иллюстрация: «Французские партизаны казнят коллаборационистов». Рисунок в американской армейской газете «Stars and Stripes», 1944 год